Как я сказал, у Ляховцов был огромный (по меркам бараков) сад и жили там дед и две бабки. Дед был свой мужик: угостит иногда яблочком или грушей, а бабки те орали и прогоняли нас пацанов. Нужно сказать, что напротив их дома был огромный молодой олешник, тянувшийся от инфекционной больницы до ул. Школьной. И если бабки нас нагоняли, мы собирались в этом олешнике и решали, чем "насолить" бабкам. "Солили" всегда одним и тем же - просто лазили в сад и воровали яблоки. Это много потом весь олешник разработал и построил дом старый Поух, а потом - и его старший сын Роман. Этот олешник высыхал только летом и карьерчике, расположенном там, мы руками ловили здоровенных вьюнов и красных карасей-"пятаков", а весной и осенью он заливался водой, заходившей, иногда, до улицы.

От Ляховцов начинался знаменитый деревянный барацкий тратуар, тянувшийся через все бараки и оканчивавшийся у барачка Черенка. По сути Бараки - это деревянные многоквартирные дома и одно- или двухквартирные оштукатуренные и побеленные барачки. Крыши бараков были покрыты красной черепицей, барачки - польской оцинкованной жестью. Я помню, как бабушка причитала - зачем согласилась на ремонт: ведь крыша крытая советской жестью уже через пару-тройку лет вся покрывалась ржавыми разводами.

Ведь по тому, как рабочие осторожно снимали черепицу или жесть, даже не имея семь пядей во лбу, со 100% уверенностью можно было догадаться, что это все "уходило" на сторону какому- нибудь начальничку. Даже тротуары: в одних местах стояли долго, а в иных - часто "пропадали" несколько досок, а вместо них появлялись горбыль или, в лучшем случае, не обрезные доски из ольхи или березы. А тротуары состояли сплошь из хорошей, обрезной, 40мм сосны.

За олешником, по левой стороне, стояло первое здание: это было инфекционное отделение Микашевичской поселковой больницы. Почему-то, между собой, ее называли "триперной", видимо, что там лежали с разными заразными болезнями и нам, пацанве, не разрешали играть в том районе - мало ли какая зараза "ходила" после войны. Но, что бы не говорили, мы гордились - у нас СВОЯ (!), личная, барацкая больница ! Сюда люди приходили, а кто и прибегал с криком, со всеми своими бедами - ушибы, порезы, пробитые ноги - какая ни какая, а квалифицированная медицинская помощь всегда оказывалась раньше, чем бежать до поликлиники или больницы. И я там частяком бывал, чаще - с рваными ранами.

Помню показательный случай, которому был свидетель: бежит моя мама и кричит, а у нее на руках - моя двоюродная сестра Любка Шевчик. И толпа народу с ними ! Оказывается, Любка "гуляла" (4 годика) с пуговицами и взяла в рот одну здоровенную от дамского пальто. Как эта пуговица попала ей в дыхательное горло - не понятно. Она посинела, пена изо рта - задыхается, а сбежавшиеся бабы галдят, кудахчут, медсестра - в растерянности, врач отсутствовал в то время. И одна бабка, мне все кажется, что это была Черенчиха - мы звали ее - баба Чиха (так короче, да и детский язык не так ломается от сложного слова Чиха, да Чиха - так и повелось), вытерла грязные руки о фартух - видимо копалась в огороде -подошла, запрокинула голову ребенку и только сказала бабам: "Держите голову, чтобы не брыкалась" и узловатым, грязным указательным пальцем глубоко залезла Любке в рот и, поковырявшись там, достала большую, темно-синюю пуговицу. Пуговица была 4 или 5 см в диаметре! - мода. Сказала только: "Слава Богу, что 4 дырочки, было бы 2 - задохнулась бы" и ушла, как испарилась. Только потом прибежала тетка Вера - она ходила в магазин (Любка жива до сих пор - живет на поселке)...

За больницей - белый барачек, там жил пацан Юра (к глубокому сожалению - не помню фамилию т.к. они очень быстро съехали), а за ними - опять заливной луг, на котором, много лет спустя построил дом Толя Мельник. Напротив, по правой, восточной стороне находились белые бараки Кузнецовых, Анисковцов, Куприяновичей и , в двухквартирном, проживали пилорамщик Мележко и токарь Саврас. С этими людьми тоже много что осталось в детской памяти. С Колей Куприяновичем (по-уличному Борысик - отец Борис) связаны практически все мои "похождения" и приключения в округе, но об этом - потом.

Хотелось бы отметить Анисковцов. Сан Карпыч был директором СШ №1, но это в школе, а в быту это был милейший человек, серьезный и, говоря по-полешуцки, разважливым, справедливым. Дружил с его сыном Сан Санычем - это тоже отдельная тема, т.к. в ту пору уже начинали формироваться уличные группировки и, в противовес им, вокруг Сашки собирались ребята, которые не принимали ни их "понятий", ни их правил. Но не буду омрачать светлые дни, а хочу описать что-то веселое и более приятное. Нужно сказать, что Сан Карпыч по складу характера, был заядлым охотником и очень часто, и мой отец тоже, собирались бригадой таких же "замороченных на охоте" и колесили по округе. "Охотник - это человек, убивающий свое свободное время при помощи ружья" - их девиз. Помнится такой случай: я пришел к другу и слышу крики, смех мужиков....Оказывается, будучи на охоте, "завалили" дикого кабана, а это оказалась свинья и остался около нее маленький поросенок. Сан Карпыч, по своей доброте душевной.- отказывается от положенной ему доли свежатины, с условием, что заберет домой поросенка: "Подрастет - выпущу!). А эта свинья неблагодарная, маленько отъелась, подросла и все в сарае переломала, выскочила на огород - там все перерыла, и давай охотничью собаку гонять по огороду! Хозяина (!) из дома на улицу не выпускает! В конце концов, друзья- охотники принесли ружье и "успокоили" этого лесного бандюгана. Помню слова отца: "Идешь на медведя - дома стели постель , идешь на кабана - стели гроб!". Эти слова я вспомнил однажды проходя по улице Набережной - во дворе Романовских увидел маленького "полосатика" - поросенка дикого кабана: он спокойно бегал по двору и хрюкал. Но когда я в разговоре с хозяином громко засмеялся, эта бестия, подняв редкую щетину на загривке, стала яростно бросаться через калитку мне в ноги, как дикая собака! Лыч - в крови, самого - шапкой накроешь, а отважно бросается на обидчика!

Куприянович был слесарем на заводе и после смерти оставил 4х детей и богатейшую, даже по теперешним меркам, коллекцию всевозможных слесарных инструментов - нужно просверлить, нарезать резьбу, изготовить что-нибудь из металла - смело иди к Борысику и все исполнится, может это одна из причин, что все привык (?) делать сам. Но, окончу с соседом. До Куприяновичей этот барачек принадлежал старым евреям и когда тетка Люся попросила заменить пол в доме - польский пол, из 50 мм досок сосны (неподсоченных!) вырвали буквально за день, а чтобы можно было пройти в спальню - просто бросили на балки пару досок. И вечером, когда хозяйка проходила в спальню с лампой в руках - увидела, что что-то блеснуло под фундаментом. Она не поленилась слезть вниз! Это была монета в 5 руб с портретом Николая !! и утречком она пошла с ней к Сан Карпычу. Он только сказал: "Люся, это золото - спрячь, тебе оно поможет в трудную годину!". Другой бы обманул бы дурную бабу или выменял бы, типа я нумизмат и проч... Вот таким остается в людской памяти Сан Карпыч - земля ему пухом ...

Мелешко работал на заводе пилорамщиком и очень увлекался садоводством, И вот здесь я чуть отвлекусь, но потом вернусь этой теме. Уже написав эти строки, я вдруг понял - почему ВСЕ работники лесозавода так любили садить сады. Это было вызвано виной перед природой вообще и природой полешука в частности: ведь через их руки на лесозаводе проходили тысячи загубленных деревьев и люди подспудно, на грани интуиции извинялись таким образом и "замаливали" свои и чужие грехи. И не важно, что не все были полешуками, бульбашами, но они были ЛЮДЬМИ уважающими и любящими природу: ни одного палешука вы не заставите срубить дикую грушу или яблоню, тем более дуб - вы посмотрите, как бережно трактористы обпахивают дубки, грушки на поле и они, словно благодаря за это, каждый год дают урожай. Лес и река всегда кормили людей в лихую годину, всегда помогали.